Пакистан: смена парадигмы во внешней политике
« Назад
В начале сентября 2017 г. министр иностранных дел Пакистана Х.Асиф заявил о смене парадигмы во внешней политике страны. Причиной этого стала объявленная президентом Д.Трампом новая война США в Афганистане и отчасти обвинения стран-членов БРИКС в попустительстве Исламабада террористам на своей территории.
Новая Стратегия США в Афганистане и Южной Азии (август 2017 г.) и Декларация стран БРИКС о борьбе с терроризмом, принятая в начале сентября 2017 г., в очередной раз заявили о недопустимости активности в регионе, включая Пакистан, запрещенных террористических организаций. Причем иностранные боевики, совершая трансграничные переходы в Афганистан, совместно с афганскими боевиками ведут подрывную деятельность против Кабула, блокируя процесс мирного урегулирования в этой стране. Очевидно, что Исламабад отверг все обвинения в свой адрес.
При всей схожести обвинений США и стран БРИКС в отношении Пакистана их цели и подходы к достижению мира в Афганистане остаются принципиально разными.
В 2017 г. президент Д.Трамп сделал ставку на усиление военной поддержки властям Кабула в борьбе против вооруженной оппозиции. Таким образом, он в корне изменил политику президента Б.Обамы. Цель прежней администрации США заключалась в выводе основной части коалиционных войск из Афганистана при одновременном установлении баланса сил внутри страны, что подразумевало раздел власти между администрацией Кабула и талибами. Именно поэтому в 2015-2016 гг. власти США приняли участие в четырехсторонних переговорах Афганистан – Китай – Пакистан – США. И объявляя новую войну в Афганистане, президент Д.Трамп поставил боевикам ультиматум о необходимости сложить оружие. В этом и заключается американская формула урегулирования ситуации в Афганистане (2017 г.).
Одновременно Вашингтон требует от Исламабада не только продолжить борьбу против афганского «Движения Талибан», но и ликвидировать руководство этой организации. Подобная постановка вопроса, по мнению пакистанского военного истеблишмента, не отвечает интересам национальной безопасности. Исходя из многолетнего опыта антитеррористической борьбы, в Ислабаде полагают, что это приведет к ответной реакции – усилению агрессии боевиков во внутренних районах Пакистана.
Последнее время в СМИ много сообщалось о военных операциях пакистанской армии по ликвидации или выдворению со своей территории местных и иностранных боевиков, как во внутренних районах страны, так и пограничной с Афганистаном зоне пуштунских племен. Что касается афганских талибов, то, начиная с 1990-х годов, они остаются для Исламабада или стратегическим резервом, или инструментом управления и влияния как на внутреннюю ситуацию, так и Афганистане. При этом в орбиту защиты национальных интересов Пакистана входят южные, населенные преимущественно пуштунами, провинции северного соседа.
В силу ряда причин сейчас Исламабад не готов к очередной войне на афганской территории. И он оказался перед сложным выбором: согласиться с ультиматум Вашингтона в рамках его новой стратегии или поддержать формулу урегулирования в Афганистане, предложенную на саммите БРИКС в Сямыне. В таких условиях новый афганский вектор как раз и определит «смену парадигмы» внешней политики Пакистана. Каким же он будет?
Страны БРИКС на протяжении несколько лет продвигают два смежных переговорных проекта: Московский формат консультаций по Афганистану и «Сердце Азии - Стамбульский процесс». В 2017 г. в рамках этих проектов, во-первых, был подтвержден отказ от применения военной силы в Афганистане. Во-вторых, предложены варианты урегулирования в этой стране с широким участием региональных держав: Афганистана, Ирана, Китая, Пакистана и России, Турции.
Визит в эти страны в сентябре 2017 г. министра иностранных дел Пакистана Х. Асифа объясняется поиском поддержки в регионе, которую он и получил. Правда, механизм ее оказания не выработан. И это не является случайным ввиду, например, политики Пекина, который стремится достичь в Афганистане регулирования под пакистано-китайским контролем. В связи с этим, на протяжении нескольких последних лет Китай организует различные форумы с сокращенным количеством участников, оставаясь всегда в центре событий. В статусе наблюдателя в 2015-2016 гг. КНР участвовала в четырехстороннем процессе (Афганистан, Китай, Пакистан, США) урегулирования афганской проблемы.
В первой половине 2017 г. уже в рамках трехстороннего формата (Афганистан, Китай, Пакистан) Пекин выступил с предложением возобновить четырехсторонние переговоры при участии афганской вооруженной оппозиции в лице «Движения Талибан». После срыва этих переговоров в сентябре 2017 г. во время визита Х. Асифа в Пекин, китайской стороной вновь был предложен трехсторонний механизм встреч министров иностранных дел (Афганистан, Китай, Пакистан). Следовательно, США с одной стороны и Афганистан, Иран, Китай, Пакистан, Россия и Турция – с другой стороны, заявили о противоположных позициях в вопросе урегулирования кризиса в Афганистане.
Как показал анализ военных источников и материалов внешнеполитического ведомства Пакистана, особенностью афганского вектора внешней политики Исламабада является то, что он формируется, в первую очередь, военным истеблишментом. При этом следует учитывать, что генералитет страны на протяжении последних тридцати пяти лет поддерживал моджахедов в Афганистане, а в первой декаде ХХI века выполнял функции стратегического союзника США в антитеррористической кампании в Афганистане. Одновременно Исламабад, как минимум, попустительствовал размещению баз и тренировочных лагерей местных и иностранных боевиков на своей территории.
Учитывая вышеизложенное, заявление президента Д.Трампа и призывы стран БРИКС об усилении антитеррористической борьбы в первую очередь обращены к пакистанским военным. Однако Исламабад негативно отреагировал на объявление новой войны США в Афганистане, которая во второй декаде ХХI века не отвечает национальным интересам Пакистана. Поэтому эта страна меняет свои внешнеполитические приоритеты в сторону БРИКС, видя защиту только со стороны региональных государств.
Наталья Замараева, старший научный сотрудник сектора Пакистана Института востоковедения РАН, кандидат исторических наук.